Colta, "Протест три года спустя"

- Как вы оцениваете протестное движение спустя три года после 6 мая? Какую роль оно сыграло?

- Я не эксперт и не политолог, мое мнение — мнение сугубо частного лица. Как у частного лица, у меня есть чувство, что сейчас гораздо меньше действий стало совершаться из побуждений чистого общественного энтузиазма. У этого, как мне кажется, есть плюсы: так возникает пусть иногда менее массовый, но зато более структурированный подход к проблематике; для многих участие в протестных акциях было возможностью «увидеть, что есть мы, и показать им, что есть не только они» — сюжет всячески необходимый, но не всегда продуктивный. Он решает для отдельных людей важнейшую задачу: почувствовать, что в хаосе политических репрессий и политического безумия каждый, кто испытывает отвращение к происходящему, не одинок. Однако сейчас создается впечатление, что помимо этого у протестного движения есть шанс задаться вопросами прагматики: как можно действовать дальше, чего можно добиться. Конечно, «задаться вопросами» не означает «найти на них ответы» — но происшедшее изменение в этом смысле кажется мне важным. У нас на глазах для протестных событий создаются различные нарративы, обслуживающие те или иные интересы (что для исторических событий, естественно, нормально). Скажем, с одной стороны идет процесс демонизации оппозиции, протестного движения и «пятой колонны», подстегиваемый властью. Получается пошло, дешево, отвратительно и неуклюже — как давешняя демонстрация перед РБК. С другой стороны возникает, несмотря на эти попытки, очень важный, на мой взгляд, феномен: появляется все больше людей, не причисляющих себя формально к «протестному движению» (и готовых, наверное, изумиться, если бы им сказали, что они — часть протестного движения), но недовольных происходящим в стране, в ее экономике, медицине, образовании. Мы не знаем, как будет складываться прагматика выражения этого недовольства — возможно, совсем не так, как хотелось бы многим из нас, — но, может быть, сейчас окажется очень важно, чтобы те, кто открыто считает себя оппозицией, не сбросили этих людей со счетов, даже если с ними будет тяжело найти общий язык (в конце концов, «оппозиционное движение» в идеале — не только проект интеллектуальных элит, какую бы роль они в нем ни играли). Я понимаю, что это тяжелейшая задача, но вдруг получится.

- Какие ошибки совершил протест? Что вы скажете о риторике протеста?

Я не чувствую себя вправе испытывать к тем, кто делал большое и важное дело, ничего, кроме благодарности. В свете этого я бы сосредоточилась не на той риторике, которая имела место, а на той, которая могла бы возникнуть в будущем. Мне кажется, мы идем к ситуации, когда у нас существует больше одного протестного движения, и риторики у этих движений могут оказаться очень разными. Если бы кому-нибудь удалось включить в свою риторику не только тот факт, что на площадь вышли «мы» — некоторая интуитивно воспринимаемая общность, которая тоже на поверку оказывается, как мы видим, очень неоднородной, — но еще и тот факт, что другие люди (возможно, даже не знающие о наших маршах) могут стать актантами и участниками необходимых изменений, это могло бы оказаться важным. Не исключено, что такая риторика не только помогла бы расширить влияние происходящего, но и сократила бы трагически известную всем дистанцию между протестным движением и людьми, которые не вполне его понимают и не считают, что оно учитывает их интересы.

Colta.ru огромное спасибо за вопросы. Там же - ответы Олега Аронсона, Александра Архангельского, Сергея Гандлевского, Станислава Львовского, Юрия Сапрыкина и других прекрасных людей.