Пять историй про кровное

"... И тут вся история с Крымом и пенсиями. И поэт З. звонит папе и ласково говорит: «Папа, а папа... Вот есть в Писании такая история: народ Израиля очень приуныл и начал терять веру, а Аарон прошел по всему народу и отобрал у всех золотые украшения, а из них отлил большую-большую статую и поставил на площади как символ, знаешь, единства и могущества. И народ та-а-а-ак приободрился!» А папа ему говорит: «Иди в жопу, Зося» — и вешает трубку".

Новый выпуск колоночки "Про людей" на Colta.ru. Спасибо им большое за публикацию.

"Сквозь пальцы", piece 58 (кое-что добавлено)

* Вечер — это время суток, когда ты закончиваешь делать работу, мешавшую тебе приступить к работе.

* Выяснилось, что ко двору царя Соломона три раза в год привозили «золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов». Три раза в год! Ну ладно, павлинов он ел, а с обезьянами делал что? Нет, мы помним, что он широких взглядов был человек, но не настолько же?

* РИА «Государево доброе слово».

* Недавно поняла, что глубоко в душе я веселая, мохнатая венгерская овчарка, только мрачная и лысая.

* Рассказала А. Жолковскому про бедного проехидну Смола, которому за весь его недолгий век так и не смогли найти партнершу для спаривания (на момент нашего с А.Ж. разговора бедный Смол был еще вполне жив и здрав). Прекрасный А.Ж. немеделенно сказал:
- Вы же понимаете, какой именно это делает вашу зверюшку?
Я предположила, что глубоко несчастной.
- Нет, - сказал А.Ж., - это делает ее невъебенной.
Конструкция была блистательная, но что-то не давало мне покоя. Через некоторое время я предположила, что раз Смол был мальчиком, то вся ситуация, скорее, делала его не так невъебенным, как неебическим.
- Почем вы знаете, что он стрейт? - строго спросил А.Ж. - Может, он гей! Тогда эта ситуация делает его одновременно невъебенным и неебическим.
На этом лестном для Смола варианте и остановились.

* У Г. два кота — Карик и Дуля. Посмотрела, что записано у каждого в ветпаспорте: «Карбамазепин» и «Дулоксетин».

и т.д.

Очень давно не вела эти записи (Google говорит — с 2010 года) - а они мне все-таки нужны: острое чувство, что вот этот вот всё, - повседневное, неважное, единственно (для меня) важное, - утекает сквозь пальцы в никуда; и - хуже всего - перестаешь записывать за другими людьми, как делала много лет. Надо бы попробовать опять. В этом конкретном файле всего сравнительно много, за какой-то долгий период - года за полтора? Что-то шло в соцсети, что-то — в какие-то складские файлы; вот, доведено до ума. И: на прежние тексты, делавшиеся четыре года назад (и еще раньше), конечно, смотреть тяжело: хочется половину — переписать, в целом - проредить. Ну, дойдут руки как-нибудь.