в качестве иллюстрации к состоявшейся там же, во сне, беседе со Станиславом
sanin Львовским. Беседа была о том, что американская поэзия шестидесятых часто предсказуема засчет конфликта социального и лирического компонентов. Лирический, -будучи, естественно, принадлежностью детства (то есть отвергаемых поэтами ригидных пятидесятых), - сам по себе становится для поэта причиной внутреннего раскола: ностальгия по детству и юности оказывается ностальгией по отринутым и презираемым ценностям, по неприемлемому жизненному укладу. "То же самое", - говорилось нами во сне, - "Мы видим на примере постсоветской поэзии девяностых и двухтысячных (о чем, конечно, не раз и не два говорилось не во сне и не нами)".
Дмитрию Кузьмину
Какое лето ты даровал нам, Боже, какое лето
Тысяча девятьсот пятьдесят девятого года!
Какой Чикаго, Боже, какой Чикаго, -
Сорок лет спустя они будут замирать с раскрытыми ртами,
Когда кто-нибудь скажет: "Тем летом я был в Чикаго".
Боже, в каких автомобилях мы ездим,
В каких неимоверных автомобилях,
Заправленных надеждой, и гордостью,
и лучшим в мире, жирнейшим в мире майонезом для фруктовых салатов.
А какие у нас черные! Какие красавцы
В чистейших комбинезонах, с фотографическими улыбками
Танцуют на булыжных мостовых прямо посреди Чикаго!
Как им не танцевать, когда такое лето, такое лето, Боже:
Те, у кого нет ботинок, скачут, оскалясь, на раскаленных Тобой булыжниках,
Словно петухи на сковородке.
Не танцуют только влюбленные, чье темно-красное сердце
Разбито, сломано и исходит черным, густым и жирным:
Это так больно, что они не чувствуют под собой ног,
Не чувствуют под собой горящую мостовую
Твоим гневом, Господи, испепеляемого Чикаго.
Как хорошо, что я белый.
==
PS: И тут с утра. Одним миром, видимо, чего.
PPS: Ооооо! Львовский напомнил (наяву уже): "В Костроме, еще вчера веселой". Что объясняет, откуда во сне взялось посвящение Кузьмину.
PPPS: Мне давно хотелось бы просто поспать.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Дмитрию Кузьмину
Какое лето ты даровал нам, Боже, какое лето
Тысяча девятьсот пятьдесят девятого года!
Какой Чикаго, Боже, какой Чикаго, -
Сорок лет спустя они будут замирать с раскрытыми ртами,
Когда кто-нибудь скажет: "Тем летом я был в Чикаго".
Боже, в каких автомобилях мы ездим,
В каких неимоверных автомобилях,
Заправленных надеждой, и гордостью,
и лучшим в мире, жирнейшим в мире майонезом для фруктовых салатов.
А какие у нас черные! Какие красавцы
В чистейших комбинезонах, с фотографическими улыбками
Танцуют на булыжных мостовых прямо посреди Чикаго!
Как им не танцевать, когда такое лето, такое лето, Боже:
Те, у кого нет ботинок, скачут, оскалясь, на раскаленных Тобой булыжниках,
Словно петухи на сковородке.
Не танцуют только влюбленные, чье темно-красное сердце
Разбито, сломано и исходит черным, густым и жирным:
Это так больно, что они не чувствуют под собой ног,
Не чувствуют под собой горящую мостовую
Твоим гневом, Господи, испепеляемого Чикаго.
Как хорошо, что я белый.
==
PS: И тут с утра. Одним миром, видимо, чего.
PPS: Ооооо! Львовский напомнил (наяву уже): "В Костроме, еще вчера веселой". Что объясняет, откуда во сне взялось посвящение Кузьмину.
PPPS: Мне давно хотелось бы просто поспать.