Было понятно, откуда взялся золотой, но не было понятно, когда. Наверное, он проспал этот момент или просто не заметил, просто думал о чем-то другом, когда золотой сунули ему за щеку. Тот, который иногда подолгу разговаривал с ним из здешней теплой, влажной темноты, а иногда совсем не разговаривал, только касался щеки, так хорошо касался, - вот тот-то и засунул ему за щеку золотой, улучил момент. Теперь он мог в любой момент сильно выпятить губы и почувствовать, как тонкая щека обтягивает тяжелую круглую монету, мог даже дотронуться до этой странной выпуклости неловкой полупрозрачной рукой. Золотой был - не просто подарок: это была надежда, это был какой-то необъяснимый, но в то же время понятный жест, это было обещание всегдашней сытости, простоты бытия, безмятежности. Но именно с этого момента все стало ужасно, именно с этого момента никакой безмятежности не стало: в день, когда у него за щекой появился золотой, он испугался. Этот золотой означал: уже вот-вот; этот золотой заставлял его думать о будущем, о том, что будущее действительно подбирается к нему, и он приходил в ужас, в панику, бился всем телом или сучил ногами, колотил кулачками в мягкую, тугую стену, и там, снаружи, в ответ начинали беспокоиться и тоже паниковать, от этого становилось только страшнее, он в отчаянии обмякал.
Постепенно весь его нечеткий, смазанный страх перед будущим сгустился в один конкретный, шершавый комок: он задохнется. Он прямо видел, уставившись еще слепыми глазами в кромешную темноту, как его тело на руках у какой-то женщины давится собственным голосом, как оно не может закричать, как сморщенные легкие трепещут у него в груди, мир вокруг синеет и чернеет, и он умирает. Это было дико страшно. Наконец, он не выдержал этого страха и решил попробовать: он попытался вдохнуть. В горло ударила вода, он стал захлебываться, надрывно кашлять, золотой вывалился у него из-за щеки, тьма действительно вдруг предстала ему ярко-синей, в радужных разводах, и тут его стали выталкивать наружу, и он спасся: выбрался, зашелся криком, выжил. Его держали, мыли, произносили какие-то слова, он рыдал и вопиил, бил непослушными руками по воздуху, пытаясь поймать, нащупать, спасти утерянный дар, потом смирился, ему дали есть, он заснул и плакал во сне, почти каждую ночь, четыре года подряд. Он хотел свой золотой. Он хотел свой бесценный золотой, свое обещание. Он знал, что туда, где лежит его золотой, рукою не добраться, и что золотой не выпадет сам, сколько ни заставляй маму гоняться за тобой по парку, прыгать через лужи, с криком сбегать по лестнице, когда ты мчишься вниз по ступенькам, делаешь вид, что вот-вот упадешь. Но он также знал, что есть еще какой-то способ, что еще какой-то способ непременно есть, и когда ему сообщили, что в скором времени у него появится сестра, он вдруг все сообразил и выдохнул с облегчением. Буквально - сел на землю посреди клумбы и выдохнул с облегчением. Потом осторожно изъял бархатный лепесток из пышной, багряной астры, и глубоко-глубоко вдохнул: ему предстояло очень много думать, и он собирался с силами.
( С этого момента... )
Постепенно весь его нечеткий, смазанный страх перед будущим сгустился в один конкретный, шершавый комок: он задохнется. Он прямо видел, уставившись еще слепыми глазами в кромешную темноту, как его тело на руках у какой-то женщины давится собственным голосом, как оно не может закричать, как сморщенные легкие трепещут у него в груди, мир вокруг синеет и чернеет, и он умирает. Это было дико страшно. Наконец, он не выдержал этого страха и решил попробовать: он попытался вдохнуть. В горло ударила вода, он стал захлебываться, надрывно кашлять, золотой вывалился у него из-за щеки, тьма действительно вдруг предстала ему ярко-синей, в радужных разводах, и тут его стали выталкивать наружу, и он спасся: выбрался, зашелся криком, выжил. Его держали, мыли, произносили какие-то слова, он рыдал и вопиил, бил непослушными руками по воздуху, пытаясь поймать, нащупать, спасти утерянный дар, потом смирился, ему дали есть, он заснул и плакал во сне, почти каждую ночь, четыре года подряд. Он хотел свой золотой. Он хотел свой бесценный золотой, свое обещание. Он знал, что туда, где лежит его золотой, рукою не добраться, и что золотой не выпадет сам, сколько ни заставляй маму гоняться за тобой по парку, прыгать через лужи, с криком сбегать по лестнице, когда ты мчишься вниз по ступенькам, делаешь вид, что вот-вот упадешь. Но он также знал, что есть еще какой-то способ, что еще какой-то способ непременно есть, и когда ему сообщили, что в скором времени у него появится сестра, он вдруг все сообразил и выдохнул с облегчением. Буквально - сел на землю посреди клумбы и выдохнул с облегчением. Потом осторожно изъял бархатный лепесток из пышной, багряной астры, и глубоко-глубоко вдохнул: ему предстояло очень много думать, и он собирался с силами.
( С этого момента... )